Т. Семенова в своей книге сделала смелую попытку рассмотреть русскую игрушку с позиций древних славянских верований. Этот опыт несомненно заслуживает внимания. «У нас своя славянская природа, — писал М. Касторский, русский историк XIX века, — телесная, духовная, с особенным развитием в действии п мысли; свой язык, носящий в материи и форме свою самобытность». Однако существуют еще явления русского народного искусства, мало понятые в своих местных истоках. И наиболее загадочное из них — филимоновская игрушка. И. Богуславская видит аналогию филимоновской игрушке в древнеримской терракоте, фигурки из которой употреблялись при сатурналиях, а Г. Блинов — в индийской народной пластике. В. Василенко же считает эту игрушку базарной, а время возникновения промысла — довольно поздним. Прекрасные экземпляры филимоновского промысла, относящиеся ко второй половине XIX века и хранящиеся в собрании музея-усадьбы В.Д. Поленова, в музее народного творчества в Москве и музее игрушки в Загорске, дают повод для размышлений о происхождении филимоновского промысла. Филимоновский промысел возник в бассейне Оки, и это дает возможность проверить гипотезу о его связи с местной культурой вятичей, с особенностями их племенной магии. Русский историк и филолог П. Строев еще в начале прошлого века совершенно справедливо подчеркивал, что «каждое племя славян имело свою собственную мифологию и что мнение одного из них нимало не распространялось на все прочие, или, по крайней мере, на некоторых. Мнения религии сербов, поляков, моравов и других народов славянского поколения нимало не принадлежат к мифологии Славян Российских, так как и мнения сих последних отнюдь не должны относиться к мифологии которого-нибудь из оных. Но как и Российские Славяне разделялись опять на разные племена, совершенно друг от друга отдельные, то и религия каждого из них имела свои отличия, свои разности». Конечно, все российские славяне прошли одни и те же мифологические циклы, но по-разному и в разный исторический отрезок времени. Известный советский археолог А.В. Арциховский на основе многочисленных раскопок утверждал, что вятические города имеют двухтысячелетний возраст. Он обратил внимание и на чисто славянский характер захоронения, на отсутствие иноплеменных влияний. (Изыскания А.В. Арциховского подтвердили гипотезу А.А. Шахматова о том, что вятичи — измененное наименование венедов.
Крупный русский историк С.М. Соловьев писал, что религия восточных славян «состояла, во-первых, в поклонении стихийным божествам, во-вторых в поклонении душам умерших...». Попытки вложить в эти понятия нечто конкретно персонифицированное никогда не были удачны. Возможно, это объясняется тем, что речь идет об отвлеченных понятиях, содержащих стихийно-космический смысл. В «Слове св. Григорья... о том, како первые погани суще языци кланялись идолом...» записано: «И ти начаша требы клали роду и рожаницам — преже Пероупа, бога их. (А преже того клали требы оупирем и берегыням) ». «...чьтуть яко бога — волхвование...». Эти цитаты дают возможность предположить магический характер верований: создается впечатление, что чтили действие, а не конкретное лицо. Если согласиться с этим, то можно представить себе, как сложно и опосредованно проявлялись верования в предметном мире.
Поэтому особый интерес представляет стилистическая хронология русского прикладного искусства, предлагаемая В.М. Василенко. Он считает, что народное прикладное искусство в древности прошло три этапа развития. Первый этап, VI-VII века, характеризуется интересом к животному миру, второй — VIII-Х века: геометрическому орнаменту, третий — XI-XIII вена — возвращением интереса к животным. Эта периодизация, очевидно, связала с тремя этапами славянской магии: верой в берегиню и упыря, рода и роженицу, Перуна (или Велеса) и Мокош, хотя и это разграничение условно. Во времена господства веры в берегинь и упырей — VI-VII века большое распространение имели и изображения животных. Берегиня всегда изображалась с птицами (уточка символизировала берегиню). Упыри обращались в животных. А животные в свою очередь означали чаще всего оборотней. В XI-XIII веках все смешалось: Перун и пантеон божеств, христианская религия, пережитки древних представлений. Поэтому встречаются и «реальные» изображения животных, соответствующие земному характеру Перунова пантеона, и геометрический стиль, порожденный, с одной стороны, еще не утратившей свою силу верой в Рода, а с другой — аскетизмом христианских представлений о мире. Вера в берегинь получила у вятичей свой племенной вариант, и чем дольше сохранялась эта вера, тем больше появлялось в ней черт, свойственных исключительно вятичам. Постепенно вера в берегинь слилась с верой в русалок. Культ русалок, так же как культ берегинь, связан с водой.
Берегини были символом доброго начала, охранительницы человека от злых сил, и русалки считались девами жизни, то есть фактически были символом рождения и света. Очень характерно, что русалки почитались почти наравне с Велесом, и праздники Русалии получили большое распространение. По вятическим понятиям, русалки не только девы жизни, они воплощали в себе души умерших родственников.
Появление русалок означало возрождение душ умерших к жизни и наступление тепла и солнца. Русалки — это и праздник цветов и очищения. Русалки символизировали и чистоту, и девственность. Кстати, русалки появляются только в лунные ночи, а лунница — символ Мокош. Вспомним о душах умерших, которых у вятичей означали русалки, и о русалиях, праздниках тепла и света и о Мокош-роженице, символизирующей вечную жизнь.
По-видимому, богиня Мокош, почитание которой было распространено у вятичей, объединяла в себе и берегиню, и роженицу, а также русалку. Если рассматривать филимоновскую игрушку в этой связи, то есть основания предположить в ней также этот более поздний этап исконно славянских верований. Я имею в виду веру в Мокош — праматерь русалок. Свидетельство тому — изображение лунницы на игрушках. Вера в Мокош у вятичей сохранялась, видимо, очень долго, поскольку в XIV веке христианские священники проклинали всех тех, кто целует месяц, то есть лунницу.
В вятических магических представлениях, Велес и Мокош неразрывно связаны друг с другом. Вот как выглядит целостный магический ряд: берегиня и упырь, Род и роженица, Велес и Мокош. Очень вероятно, что Велес символизировал начало. Иначе трудно объяснить постоянное соседство этих двух божеств на фибулах. Иногда рядом с ними изображаются кони. Василенко пишет: «Коней — фигурка славянских племен, населяющих среднерусскую полосу», то есть вятичей. При вращении фибулы фигуры божеств часто совмещаются в силуэт плывущей птицы. Наличие на фибулах изображения фигурок коней — символа Велеса, скотьего бога — и оборотнического акта превращения в плывущую птицу (а оборотничество — свойство Велеса) доказывает, что мужское божество и есть Велес. В филимоновской игрушке, по-видимому, конь и баба — самые древние образы. Конь — символ солнца. Но именно символ, атрибут, ноне само солнце. Мифологический образ солнца очень многогранен и обладает множеством символов и атрибутов. Конь — один из них. Причем наиглавнейший. Туловище филимоновского коня опоясано по вертикали кольцеобразными красными, желтыми, синими и зелеными линиями. Красные и желтые есть на всех игрушках без исключения.
Реже употребляется синий цвет. И совсем редко зеленый. Сочетание желтого и красного в игрушке не случайно. И этот, и другой цвет связан с солнцем. Красный — цвет солнца, желтый — света. В вятических курганах обнаружены сосуды красного, черного и беловато-желтого цвета. В одежде вятические женщины предпочитали также красный цвет. Все это говорит о традиционности красного цвета на берегах Оки. Кольцеобразные линии, проведенные этими красками вокруг туловища коня и даже сами по себе, без учета цвета, являются одним из символов солнца. Ведь каждая такая линия заключает тело коня в круг. Само понятие круга содержит образ пространства. А пространство у древних славян обладало качествами мистико-эмоционального свойства. Оно могло быть «добрым», а могло быть и «алым». Открытое «вовне» пространство считалось потенциально «злым», так как давало злым духам возможность проникнуть вовнутрь пространства. Замкнутое пространство, наоборот, предотвращало вторжение злых сил. Поэтому идеальным считалось пространство, замкнутое в круг. Круг выражал идею совершенства. Сочетание разноцветных кругов связано не только с понятием Солнца, но с магическим восприятием радуги. Повисшая над землей после дождя радуга могла «дать солнышко», о чем не раз просили в древних заговорах.
Радуга — дорога Солнца, мост над землей, по этому мосту можно добраться и до самого Солнца. Ее появление было добрым предзнаменованием. Радуга воспринималась и как космический «оберег». Елочка, иногда помещаемая на груди у коня, —это мировое древо, занимающее собой все пространство. С понятием мирового древа связан внук Велеса «вещий Боян». В «Слове о полку Игореве» дважды с небольшими вариантами сказано о Бояне: «аще кому хотяще песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серым волком по земли, щизым орлом под облакы», скача, славню, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая славы оба полы сего времени, рща в тропу Трояню, чрес поля на горы».
Можно предположить, что в обоих отрывках речь идет о передвижениях Бояна по трем зонам: земля, мировое древо, небо. Это согласуется и с древней мифологией. Велес —оборотень, его внук — Боян — тоже оборотень; у Бояна — дар творчества неотделим от колдовства, как песня и стих — от заговоров и заклинаний. Следовательно, Боян, чтобы передвигаться по пространству вселенной, мог использовать свои способности к оборотничеству и постоянно, в зависимости от «космической» золы, менять свой образ. Это дает основание предположить, что магический смысл «елочки» па филимоновской игрушке многогранен. Это не только изображение мирового древа, но и образ золотой солнечной ладьи. Филимоновский конь — свидетельство взаимосвязанности таких понятий, как мировое древо и конь.
Не случайно, вплоть до конца XIX века лошадиные черепа «охраняли» и «выхаживали» огороды крестьян. Солнечный конь берег и лелеял город. Найти конскую подкову было приметой счастья. На некоторых экземплярах филимоновской игрушки (например, «Всадник» А.Ф. Масленниковой, 1967) на боку у коня имеется цветок. В давние языческие времена такие цветки были явно магического происхождения.
Цветок — солнечный знак, и это говорит о тесной связи образа коня с Солнцем. Но цветки могли быть о семи и о восьми лепестках. В первом случае это вятический цветок Велеса, во втором — цветок Перуна. Трудно с уверенностью сказать, какой из двух цветков. находился в древности на филимоновской игрушке. Но если иметь в виду ее вятическое происхождение, то следует предполагать семилепестковуто розетку —огненный цветок Велеса.
Интересна в связи с этим форма вятических височных колец, в которых нашли отражение те же, что и в филимоновской игрушке, символы: конь, солнце, мировое древо, огненный цветок Велеса. Множественность смысла ощущается и в образе женщины в колоколовидной юбке — филимоновской бабы. Не без основания в этом изображении можно уловить черты древних берегинь, роженицы и Мокош. Сама форма фигурки напоминает треугольник. Треугольная форма лежит в основе колоколовидной юбки. Основание же фигуры — круг — оберег и символ солнца одновременно. Треугольник или любое пространство с нечетным числом углов —защита от всевозможных злых сил. Здесь мы снова сталкиваемся с различной магической ролью замкнутого пространства. Это не только священное охранительное число, но форма, как бы заостренная к небу, словно обращенная к высшим силам и небесной благодати.
По-видимому, от слова — коло, что значит Солнце, произошло и слово колокол. Форма треугольника встречается постоянно и в росписи юбки «филимоновской бабы». Встречается в росписи п волнистый орнамент — символ воды, и решетчатый рисунок между двумя параллельными линиями. И то, и другое необходимый элемент декора вятической керамики VII—IX веков н. э. Последнее обстоятельство дает возможность увидеть отражение древних верований IX—Х веков в росписи филимоновской игрушки. Наиболее известны два типа «филимоновской дамы». Одна держит на руках младенца, у другой под мышкой — утка, но может присутствовать и младенец, и утка. Утка — символ воды и берегинь, а младенец. по-видимому, указывает на роженицу. Возможно, в филимоновской «барыне» берегиня и роженица как бы слились воедино.
На прекрасных старых экземплярах филимоновской игрушки, хранящихся в музее-усадьбе В.Д. Поленова и относящихся к концу XIX века, сохранились магические знаки, почти не встречающиеся па современных образцах. Так, на юбках «дам с птицей» изображены кресты и розетки. Эти знаки встречаются и на днищах некоторых вятических сосудов. Причем крест не вписан в круг. В круг не вписана и розетка. Василенко пишет: «Крест связывался с Огнем и Солнцем, воплощаясь в круг, переходил в цветок». Не вписанные в круг кресты и розетки говорят о более древнем периоде славянской магии, так как сближение понятий креста и розетки и полное их слияние через описывающий круг, то есть превращение креста и розетки в солнечное колесо или цветок произошло где-то на рубеже XII—XIII веков. Чаще всего на юбках встречаются изображения уже хорошо известных «елочек». В данном случае «елочка» символизирует саму берегиню с поднятыми вверх руками. Символичиское изображение берегини недаром тождественно изображению мирового древа. Берегиня — это как бы праматерь всего сущего, основа и сущность мира, то есть, иными словами — мировое древо. Но по мировому древу происходит движение Велеса и его внука Бояна. И от этого движения рождаются музыка и слова, и происходят разные перерождения — оборотничество. Фактически здесь мы имеем дело с мифическими представлениям древних славян о преобразовании стихийных сил в гармонию и о рождении из космического хаоса звуков, слова, образа и всего земного мира. В филимоновской игрушке есть фигурки волка, есть также и фигурка — «Медведь с зеркалом», но медведь не похож на медведя. Узкая волчья морда и тонкое гибкое тело. Впечатление, что народная традиция забыла о первоначальном названии игрушки. По славянской магии, волк — собака небесного воеводы.
Волк — первая личина, принимаемая Богом. Отсюда и его колдовские чары. Образ волка встречается у всех славянских народов. И везде волк — символ добра. В Белоруссии до сих пор существует поверье, что если волк перебежит дорогу, то это предвещает успех в начатом деле. По сербским легендам, волки могут превращаться в людей. В болгарском фольклоре один из сыновей царя Симеона имел дар оборотничества и превращался в волка. Подобных примеров множество. Даже в христианской религии волк сохранил свое почетное место. С Солнцем и с небом неразрывно и представление о магической сущности петуха, одного из любимых персонажей филимоновских мастериц. Этот символ наступающего дня и света, благодаря близости и повседневности реального петуха в деревне, изменил и форму, и раскраску в сторону некоторого натурализма. Солнечный гонец, петух, отгоняет и злые силы. Его голос ослабляет и разрушает действие злых чар. Петух, поющий во дворе дома, — своеобразный оберег от зла и несчастий. В плане такой попытки прочтения содержательных пластов филимоновской игрушки обращает на себя внимание также факт двойной специализации филимоновских мастериц. Одинаково виртуозно они владеют и приемами скульптора, и приемами живописца. Одинаковая значимость лепки и росписи в филимоновской игрушке, их единство и родство заставляет вспомнить этапы развития русского прикладного искусства с его тенденцией, с одной стороны, к фигуральной конкретности, а с другой — к абстракции и магии.
В научной литературе встречаются реконструкции некоторых обрядов, в которых, очевидно, фигурировали ритуальные предметы, в том числе игрушка. Первоначально у вятичей, сжигавших покойников и прах хранивших в глиняных сосудах, происходил обряд предания тела огню, а значит, и солнцу.
Обряд мог сопровождаться звуками музыки и пением, под которые душа умершего должна была многократно перевоплощаться, прежде чем обрести правильный путь по стволу мирового древа. Но злые силы стремились сбить душу с пути и отвратить от солнца. Вот тут-то и исполняла функцию «оберега» игрушка. Свист, издаваемый игрушкой, наряду с магическими знаками, которыми она расписана, отпугивал злых духов. И так это продолжалось до пения первых петухов. Восход солнца означал, что душа прошла весь путь по мировому древу. В более позднее время, когда вятичи стали тела предавать земле, все это происходило и у насыпанного полукругом кургана. Этот обряд также, по-видимому, сопровождался свистом и демонстрацией магических знаков. Магические злаки могли чертить и на земле, и на днищах ритуальных глиняных сосудов.
Изображения пятиконечной звезды, треугольника, трехлопастной розетки, ключа, букв Т и Н, лунницы присутствуют одновременно как на древней вятической керамике, так и на старых образцах филимоновской игрушки. Нo более всего игрушка могла быть в необходима при вятических русалиях. В Тульской области и по сей день бытуют обычаи, имеющие, без сомнения, очень древнее происхождение и связанные с праздниками русалий. Любопытен тот факт, что в деревнях Тульской области русалок представляют в виде девочек 7-8 лет, то есть именно в возрасте, в котором филимоновские мастерицы начинают «работать» игрушку. Опираясь на данные археологии и этнографии, можно предположить, что в праздниках русалий в качестве магических предметов присутствовала и игрушка. Если подытожить все вышесказанное, то можно прийти к выводу, что филимоновская игрушка обнаруживает некоторую связь с древнеславянскими верованиями: решетчатый рисунок между двумя линиями — VIII—IX веков; сочетание двух стилей: геометрического и натуралистического — XI—XIII веков; пережитки древней веры в берегинь и упырей — рубеж первого и второго тысячелетий и т. д. Все это и позволяет предположить временную соотнесенность существования игрушки и языческих обрядов вятичей.
