Искусство вышивки существовало в 19 веке в нескольких «экономических» формах. Кое-где в богатых дворянских усадьбах сохранились помещичьи вышивальные мастерские, работали и монастырские мастерские, обслуживавшие не только церковь, но также выполнявшие немало светских заказов. Были и частные мастерские, где использовали вольнонаемный труд, они занимались вышивкой для дворянского костюма и предметов быта состоятельных городских слоев, их изделия были рассчитаны на более широкую продажу. Активизируется в это время и домашнее рукоделие городских жителей. В селах широко бытует крестьянская вышивка. Все большее значение приобретает вышивальные промыслы, работающие и для города и для села.
Традиционная крестьянская вышивка еще сохраняет идеи и образы, восходящие к эпохе сложения славянства и даже к более давним временам. На юге и в центре России геометрический орнамент получает богатое развитие. Его интересные интерпретации есть и в тончайшей графике черно-белой вышивки оплечий воронежских рубах, в монументальных укрупненных ромбах и крещатых узорах смоленских красно-желтых «украс», в виртуозных ритмах мелкоузорных полос на верейских рубахах и передниках, в удивительной динамике солярных и зооморфных мотивов вышивки тверских земель.
Во 2-й половине XIX века произошли изменения в быту, убранстве жилища, в народном костюме. Все это привело к созданию новых вещей: разнообразных салфеток, занавесей и накомодников, подзоров накидок, деталей костюма, требовавших иного украшения, чем традиционные крестьянские вещи. Все это, безусловно, способствовало изменению народной вышивки, обновлению ее выразительных средств. Сюжеты и мотивы, отшлифованные применительно к одним техникам вышивания трансформиироались при выполнении их в других техниках. И мифологические сюжеты, и разнородные новые мотивы соединяются в единый образ. Так, лучистые ромбы становятся ликами. В каждом из них мастерица вышивает нос и глаза, внося даже разнообразие в их изображение.
Во 2-й половине XIX века вышивка становится все более многоцветной, более приближенной к естественной расцветке предмета, цветка, здание и т.д. Характерные для этого времени черты проявились и в вышитых надписях. Бытовавшие и ранее в народном искусстве, они во 2-й половине XIX века становятся пространнее, конкретизируют изображения. Теперь надписи часто переплетаются с орнаментом и фигурными изображениями, а не выделяются в отдельные картуши, клейма.
В деревнях используются печатные рисунки для вышивки по канве. Или изобиловали приложения к журналам «Родина», «Нива», и другим аналогичным изданиям.
Эпоха романтизма, с его культом природы, естественных неспешных ритмов, определила пристрастие к естественно-натурным формам растительных мотивов, навеянных природой, в вышивках появляются полевые травы и колосья, ромашки и васильки.
Во 2-й половине XIX века стало очевидно, что невозможно законсервировать традиции народного рукоделия, и задачи сохранения традиции надо сочетать на практике с задачам обновления, «улучшения» народной вышивки, приспособления узоров, мотивов и приемов вышивки к новым вещам, новым декоративным задачам. Особенно наглядно это проявилось в деятельности вышивальных мастерских кн. М. Тенишевой в ее смоленском имении Талашкино.
Вместе с тем строчевые изделия разных промысловых центров этого времени однотипны по ассортименту, похожи мотивами вышивки и принципами художественного решения. Рисунки такого типа заимствовались из журналов «Родина» «Нива», Ж»Журнала для рукоделия», «Новый русский базар».
В 1-й половине XIX века традиционные головные уборы – кокошники, кички, сборники, только платки дополняли, но затем, постепенно сменяя их, существенно изменили весь облик городского, а позже и крестьянского костюма. Смена вкуса способствоало развитие промышленности.
В районе Павловского в 1840 – 1850-х годах. Уже насчитывалось 15 фабрик и 8 красильных заводов. Крупнейшие из них принадлежали Дабзину, Широкову, Быковскому, Симагину, Нырковым, Щепетильникову, Морову и другим. Вырабатывались такие ткани, как граденапль, шелк «немецкий» и «русский», гарнитур, нанка, ластик, парча, а также платки «отрезные», атласные, платки на манер «шотланового», «вигоневые», полушерстяные «ковровые», «кашемировые», «креповые». Количество рабочих говорит о внушительных размерах этих мануфактур в середине XIX века. Так, на фабрике Я. Лабзина в 1845 году числилось 530 человек. Это были динамичные, восприимчивые к новому люди.
В обществе формируются новые вкусы и в украшении жилища и в костюмах. Тканые тяжелые шторы и жесткие «кованые» золотные и парчовые платки дисгармонировали уходят из обихода. Мода на облегченные ткани требует перестройки ручного шелкоткачества на машинное, способное конкурировать с ситцами. Большое количество набойщиков ситценабивных предприятий освободилось в результате введения механической печати на московских и близлежащих к Павловскому Посаду фабриках. Эти набойщики и резчики форм из соседних монастырских слобод стали основой производства шерстяных набивных павловских платков в первой половине XIX века. К 1865 году (году получения первой награды) было уже хорошо налажено производство набивных платков, фабрика Лабзина-Грязнова получает свою первую награду – серебряную медаль на Санкт-Петербургской выставке.
Наиболее ранние дошедшие до нашего времени павлово-посадские шали начала 60-х годов оформлены в характере восточных тканых шалей так называемых «на манер кашемировых», турецких ковровых персидских. С подобными «турецкими» рисунками набивные ситцевые платки и шали выпускала, например, «Трехгорная мануфактура» Прохоровых в Москве. Большим мастером таких узоров был работавший на ней рисовальщик Тарас Марыгин.
Платки и шали с мелким «восточным» рисунком достаточно органично сочетались с еще не совсем забытыми парчовыми и золотными кокошниками, повойниками, а также и с геометрическими орнаментами крестьянских костюмных домотканых материй и вышивок. В текущих плавных переливах восточных рисунков, в самой вязи их узорочья сохранялись отголоски нарядной орнаментации ХVII века, любимой в различных слоях народа.
Такие набивные шерстные платки и шали выпускали московские мануфактуры Ф. Гучкова, Резанова, Бутикова и других. Некоторые манеры для печати заказывались в Москве или в Павловском Посаде, где тоже работали московские рисовальщики. Павловские шали фабрики Лабзина-Грязнова этого периода мало отличаются от московских. Плотно заполнивший их поверхность «огуречный» ювелирно-кружевной узор решен еще по-набоечному, без подделки под тканье.
Яркость химических красителей потребовала значительного переосмысления характера цветочно-растительных форм. Художественное своеобразие букетов и цветов павловских шалей лежат не в русской набойке, а в образности цветочной орнаментики декоративных ситцев ручной печати I-й трети XIХ века московских мануфактур, в частности А. Голубятникова и И. Штейнбаха, а также цветочных кубовых платков и шалей Прохоровской мануфактуры середины XIХ века.
Временем наивысшего расцвета павлово-посадского искусства стали 1880 – 1890-е годы. В конце XIХ века рисунки здесь создаются уже рисовальщиками-профессионалами, определяющим в это время остается ручной труд и творчество коллектива мастеров, общность их вкусов. Это во многом сохраняло «лицо» павловского искусства и в первые десятилетия ХХ века.
В конце ХIХ – первые десятилетия ХХ века здесь работали рисовальщики Постиговы (отец и сыновья), С. Анисимов, Ф. Жигарев, К. Аболихин, З. Прохоров, П. Судак и другие – потомственные павловские мастера.
Вглядываясь в классические образы русских женщин на полотнах В. Сурикова, Б. Кустодиева, М. Нестерова, Ф. Малявина, А. Архипова, нетрудно заметить, сколько женственности, лиричности и монументальности, праздничности и достоинства внесли в русский народный женский костюм русские шали к особенно павловские.
